1   2   3   4

«Ну ладно, расскажи нам, только коротко, уже поздно, как ты ребят убил...»
     Представляете, все говорят - погиб­ли, сгорели, я, я их убил! Позвонил до­мой жене Светлане: «Я сел на битом са­молете». Она: «А Гена?» Я говорю: «Гену надо искать».

Ночь в лесу

Рассказывает кинооператор
Игорь Некрасов
Когда мое кресло вышло из самолета, то набегающий поток воздуха очень энергично швырнул меня на спину. А разве удержу я в руках 6 килограммов железа на такой скорости? Но, видно, держал крепко, так как первый удар кинокамерой пришелся в грудь, вернее, в замок парашютной системы. А вот вто­рой - пошел прямо в лицо. На мне бы­ла кислородная маска, она-то и смягчи­ла удар. Но нокаут, как в боксе, я полу­чил и потерял сознание...
     Очнулся от динамического рывка, когда наполнился купол парашюта. Смотрю, а подо мной насколько хватает взгляд - лес, лес и лес. И тут мысль: а где же мой летчик?
     Огляделся, нашел: висит сзади и чуть выше меня. Я ему кричу, он никак не реагирует. Тогда я решил свистнуть
     - привычно складываю губы, дую, а вместо свиста получается какое-то ши­пение. Нижняя губа меня не слушается. Что за чертовщина? И тут увидел, как Гена зашевелился, что-то поправляет.
Ну, думаю, все нормально.
     Руки замерзли. Хотел погреть в кар­манах куртки и тут обратил внимание, что у меня вся куртка и брюки в каких-то бурых пятнах. Вижу - что-то капает с подбородка. Левой рукой ощупал лицо
     - вся ладонь в крови. А тут еще я обна­ружил, что совсем не чувствую правой ноги. Вот это номер - на ноге нет вы­сотного ботинка! А мороз минус 20!
     Земля все ближе... Уже четко разли­чаю сверху пики елок. Они несутся мне навстречу все быстрее и быст­рее... Вдруг линия горизонта стремительно ухо­дит вверх, быстро бросаю лямки, руками крест-накрест за­крываю лицо - и с треском, ломая су­чья, соскальзываю по стволам. Нако­нец, последний, очень ощутимый удар боком о что-то твердое, скольжение, треск, еще удар снизу и - тишина...
     На земле! Я - на земле! Снег начи­нается прямо от подбородка...
     Глянул вверх - и вижу прямо над со­бой на свежесломанном сучке выверну­тый наизнанку зеленый армейский но­сок. В первую секунду мне и в голову не пришло, что это мой носок. Потом вы­нул из снега свою правую ногу и уви­дел, что она босая и вся белая.

     Совершенно спокойно снял с сучка носок, вывернул его, надел. Вскрыл носимый аварийный запас (НАЗ) и вы­тряхнул его содержимое на снег. Из-под теплой куртки снял куртку х/б, потом снова сел и стал оттирать правую ногу. Тёр до тех пор, пока не появилась боль, сначала не сильная, а потом... Замотал куртку вокруг ноги, натянул сверху че­хол от НАЗа. Но для сохранения тепла чехол надо было сверху чем-то обмотать. В аварийном запасе была надувная резиновая лодка, она имеет плавучий якорь — вот его-то я и отгрыз зубами, так как ножа не было, и этим 6-метро­вым фалом обмотал свое сооружение на правой ноге.
     А в лесу была поразительная тиши­на. И тут меня прямо обожгло мыслью - а где же радиостанция из НАЗа? Почему я ее не включил? Вскочил на ноги, взял НАЗ, вынул рацию и блок пита­ния, соединил их и включил сигнал бедствия. Прикрутил остатками фала к березе и снова сел в снег.
     И тут далеко сзади услышал голос: «Ого-го!» Прошло какое-то время, и вновь, но уже значительно ближе раз­дался крик: «Романыч!» Я вскочил и как заору дурным голосом: «Ге-е-н-а-а! Я здесь! Здесь!» Потом опять крик, но уже почему-то впереди меня и справа: «Игорь!» Я кричу: «Гена! Назад! Я здесь!»
     И вот передо мной закачались над снегом широкие еловые лапы и из-за них вышел маленький летчик в белом за­щитном шлеме - Гена Кожевников. Он буквально «плыл» по грудь в снегу.

Рассказывает летчик
Геннадий Кожевников
Парашют снижается, я думаю - где Не­красов? Глянул вниз, вижу второй пара­шют, а человек в подвесной системе ви­сит с опущенной головой, руки, как пле­ти... Видимо, без сознания. А я молю Бо­га, Господи, ну только бы его не убило, только бы не убило... ведь у него двое де­тей, ну как я его жене в глаза буду смот­реть...
     Вдруг вижу - Игорь в подвесной сис­теме зашевелился, подергался. Ну, ду­маю, будет жить.
     Потом я сгруппировался, проскольз­нул между веток, рывок - и завис. Ви­шу на толстой осине, а мысль в голове одна: скоро ночь, надо быстрее искать Романыча. Раскачался на стропах, отце­пился, по стволу слез, глянул наверх: мой НАЗ остался в подвесной системе. Ну ладно, сориентировался и пошел в сторону оператора. Снег по грудь, внизу вода чавкает... Иду и покрикиваю: «Ро­маныч! Романыч!» Но никто не отвеча­ет. Прошло, наверное, полчаса. Я на хо­ду голову поднял - и застыл на месте: среди деревьев вроде висит в подвесной системе человек и голову наклонил. Ну, думаю, дела! Все-таки труп...