Перед стартом
Рассказывает военный кинооператор
Игорь Некрасов
Съемки специального учебного фильма уже
закончились. Нужно было доснять всего один кадр,
последний: два самолета-истребителя взлетают на
перехват условного противника, набирают высоту,
делают «доворот» на цель и - пуск...
Вылет был запланирован
на 18.20.
Стоял
легкий морозец, вокруг аэродрома лежал глубокий
снег и со всех сторон подступал лес. Около
спарки - самолета с двойным управлением и двумя
кабинами - нас уже поджидал техник. Заняли места:
я - в передней кабине, летчик Кожевников - в
задней. Пристегнулись привязной системой.
Техник осторожно вынул предохранительные чеки
из катапультного кресла, и только после этого
закрылся «фонарь» кабины.
В наушниках раздалось:
- Я - 201-й, прошу запуск!
201-й - это мы с
Кожевниковым. Летчики-«актеры» выруливают на
взлетку под позывными 202-й и 203-й.
По команде «форсаж!»
летчик врубает двигатели на форсажный режим.
Неуловимое мгновение отрыва - махнув макушками
елок, лес стремительно уходит вниз, а навстречу
с бешеной скоростью несутся облака.
Рассказывает летчик спарки
Геннадий Кожевников
Я в то время
исполнял обязанности командира эскадрильи. Но
вот этот полет для съемки решил выполнить сам, никому
не поручая. Задание ответственное: на борту целый
подполковник из Москвы, да еще с кинокамерой.
Но с самого начала
пошел какой-то сбой. Сел я в кабину, пристегнулся,
запустил двигатели. В это время впереди нас
выруливал еще один самолет, и его остановили на
техническом посту — обнаружилась течь керосина
из левого бака. Летчик заглушил двигатель и
стоял на рулежке, ждал тягача. А мы все трое - за ним. Вот если есть
Бог, так это он нас не пускал в этот вылет, задерживал...
Я обратил внимание на
прибор гидросистемы, давление было - 165 атмосфер.
Это нижний допустимый предел.
Но самое
главное, лампочка отказа не горит, и речевой
информатор об отказе молчит. Я слегка
постучал пальцем по манометру, думаю,
стрелка прибора «залипла». Нет, стоит на отметке 165. И тогда я стал
«прокачивать» управление, тем более у нас было время,
пока самолет перед нами ждал тягача.
И тут киношник меня по радиосвязи
спрашивает: «Командир, что-то ты ручку мотаешь
так долго? У нас все в порядке?» Я: «Все
нормально».
А
сам откинулся в кресле и думаю: может, пересесть в
|
другую
спарку? Запасная есть, стоит вон... И
одновременно с этим гонор какой-то или неловкость перед
московским кинооператором. Он ведь не просто
так приехал к нам в полк, а по директиве
Генерального штаба... Ладно, думаю, сейчас
взлетим, посмотрю...
Прерванный полет
Рассказывает
кинооператор
Игорь Некрасов
Высота - пять тысяч метров, скорость - 800
километров в час. Два самолета впереди и чуть
слева от нас. Я не удержался, сделал пару снимков
фотоаппаратом, который всегда беру с собой в
полет.
Эфир в это время живет
своей жизнью. Вдруг - наш позывной. «201-й, 202-й, 203-й
— приготовиться к правому развороту!»
По этой команде пара
«актеров», которые идут слева от нас, начинают
ложиться в правый разворот. Мы - тоже, но на
некотором удалении. И тут я вижу, как самолет
капитана Василия Тимченко вдруг начинает
увеличиваться, стремительно приближаясь к нам.
Говорю по переговорному устройству: «Гена,
по-моему, слишком близко подошли!»
И сразу же ощутил, как
задрожал, завибрировал наш самолет, наша
спарка... Это летчик выпустил тормозные щитки, так
как тоже понял, что произошло опасное сближение.
В этот момент я ощутил слева страшный двойной
удар. Он был такой силы, что я с трудом смог
удержать в руках кинокамеру, а головой очень
чувствительно стукнулся о левую часть фонаря.
Небо в лобовом стекле
стремительно ушло вверх. Это значит, что нос
самолета опустился вниз... И
сразу началось левое вращение: в стекле фонаря
замелькали то небо, то темный лес... В этот момент
я услышал голос моего летчика: «Приготовиться к
катапультированию!»
Нет, меня не бросило от этой команды
ни в жар, ни в холод. Но сперва мне надо было
освободиться от кинокамеры, которая весит 6
килограммов, и от фотоаппарата, потому что
катапультироваться со всей этой техникой -
верная смерть.
Фотоаппарат я просто
бросил в козырек фонаря и туда же буквально вбил,
втиснул кинокамеру...
В это время в кабине
резко запахло противным, едким дымом, как от
горелой пластмассы. Кожевников дал команду
повторно: «Приготовиться к катапультированию!» Я
ему в ответ кричу: «Гена! Я готов! Давай!»
И
в это время, когда я весь сжался, подобрался и
приготовился как снаряд вылететь из кабины,
ощущаю удар по левому колену. Позу менять нельзя,
голову повернуть - тоже, потому что
катапультирование произойдет через считанные
секунды. Я, как мог, скосил глаза вниз и увидел,
что это вывалилась из-под козырька моя
кинокамера. Чтобы она не упала на пол и не прижала
мою левую ступню, я крепко схватил ее руками,
прижал к |